"ЧУМ-РАБОТНИЦА" ИЛИ "КТО У КОГО В РЕЗЕРВАЦИИ?" ТАЙМЫРСКИЕ ЗАРИСОВКИ. ЧАСТЬ ...

ПРО МЕСТНЫХ ЖИТЕЛЕЙ.
Из местных народов условно вблизи Норильска живут ненцы и долганы. Занимаются они оленеводством. Живут вполне традиционным образом, кочуют вслед за оленями, живут в чумах, есть у них и балки (домики на нартах). Стадо оленей на Таймыре самое большое из всех, что есть на нашем севере. Еще имеются нганасаны, про которых мне сказали, что их осталось всего триста человек. Они самые древние, оленями не заморачиваются, а являются кочевыми охотниками на зверя.
Это долганский шаман. Увеличьте фото и посмотрите, какое умное и волевое у него лицо!
Недавно я читала демографическую статью о малых народах Севера, в которой в частности говорилось о том, что оленеводам, желающим продолжать дело своих предков, трудно найти себе жену - девушки этих народов хотят учиться и жить в более "цивилизованных" условиях. Знаете, что в советское время писали в трудовой книжке (была у нее и такая) жене оленевода, которая обеспечивала весь его быт во время кочевья за оленями? "Профессия - чум-работница" Как вам это? Если где-нибудь в тундре сохранились совхозы, наверное, и сейчас пишут.
Профессионально интересуясь всеми вариациями онтогенеза и семейной психологией, я надеялась подсобрать информации по затронутому вопросу в Норильске. Напрасно надеялась.
Люди Норильска про аборигенов решительно ничего не знают. Я расспрашивала везде с настойчивостью, быть может, достойной лучшего применения. Ответы изумляли: одна норильчанка сообщила мне, что они (ненцы) живут где-то там в своих аулах (надо сказать, что ее тут же поправили рядом сидящие, что аулы - это все-таки совсем из другой оперы). В Талнахе (поселок рядом с Норильском) девочка-школьница радостно закричала, что она близко видела "этих", когда жила вместе с родителями в каком-то пансионате и даже разговаривала с ними. Как устроена жизнь аборигенов края, как и чем они живут сегодня, какие у них проблемы - никто из встреченных мною норильчан (пролетариат с завода и рудника, молодежь, школьники, работники культуры) ответить не мог.
Во время одной из встреч было высказано мнение, что долганы и ненцы массово мечтают поселиться в Норильске также, как европеоидные норильчане мечтают поселиться где-нибудь в отличном от своего родного города месте. Мне почему-то в это не поверилось - мечты хотя бы иногда должны сбываться. Но, в свободное время буквально наматывая круги по небольшому Норильску, я едва ли пару раз видела монголоидные лица, которые уверенно могла причислить к тем самым ненцам или долганам. В основном (с немалым, надо сказать, изумлением) натыкалась все на тех же туркменов-таджиков-узбеков - знакомых по Питеру гастарбайтеров. Интересно, что они там делают? - ведь все мои информанты хором говорили, что в последние годы новое строительство в Норильске не ведется. А гастарбайтеры в первую очередь обычно заняты именно в строительстве.
В конце концов в ответ на мой неослабевающий интерес к малым народам Таймыра один молодой человек улыбнулся и сказал явно успокаивающе: "Да вы не волнуйтесь и не думайте, что они у нас прямо в каких-то резервациях живут."
Вообще-то я человек не заводной, а скорее флегматичный, но тут меня все-таки задело:
- Радость моя! - сказала я. - Это не они у вас, а вы на их землях в резервации живете. Да еще и загадили всю кругом отведенную вам территорию!
Аудитория задумалась. "Да, действительно!" - крикнул кто-то из подростков.
"Ну, скажете тоже!" - возмутилась молодая библиотекарша. Остальные молчали, а потом тактично перевели разговор на другую тему.
ПРО РУДНИКИ.
Почти все норильчане, с кем я встречалась, говорили про шахты. Говорили разное. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Приехавшие вместе со мной москвичи рудниками не интересовались. Побывали на лагерной "Голгофе" и сочли программу по местным достопримечательностям выполненной.
Я попробовала проситься официально. Мне все отказали. Тогда я обаяла местных рабочих, и они провели меня в шахту через запасной выход, откуда эвакуируют шахтеров в случае нештатной ситуации. Начальство в буквальном смысле закрыло глаза и сделало вид, что оно меня не видит: "Какой-такой павлин-мавлин? Какая-такая тетка из Питера? Ничего не видим!"
Это я. Потом мне еще фонарь с аккумулятором дали и такой железный цилиндр на ремне, как я поняла, в качестве противогаза, если что.
Я пообещала своим вергилиям ничего не рассказывать в самом Норильске. И не упоминать названия шахты. И не рассказывала. И не упоминаю.
Спустились мы на горизонт 471 метр. Местный пролетариат, обслуживающий шахту, меня добродушно пугал: например, остановил клеть посередине - пусть, мол, поболтается, погадает: чего это стряслось?
Вот, там за заднем плане клеть, в которой и спускаются в шахту.
Я почему-то шахты не испугалась. Место как место, не самое уютное на свете, но видала и пострашнее. Вредностей, конечно, масса. Но где их нет? На мой личный взгляд психолога самая ужасная работа - это офисным клерком в офисном центре. Все остальное, в том числе и руду добывать, гораздо лучше... На пенсию шахтеры выходят в 45 лет. Но иногда и дальше работают, если медкомиссия пропускает. Все ИТРовцы делятся на энергетиков и специалистов по горному делу. Одни в дела других не очень-то лезут.
Вот этой вот штукой руду и добывают, как я поняла. Все-таки не отбойными молотками, как во времена Стаханова...
Рудники окружающую среду так, как комбинат и завод, не портят. Поэтому вокруг даже лес растет. А недалеко есть и горнолыжная трасса. Норильская молодежь там с удовольствием катается.
ПРО ПРИРОДУ И ПОГОДУ.
Морозов местные жители не боятся. Говорят, что минус пятьдесят - это ничего. Лишь бы не было ветра - каждый его метр в секунду усиливает "жесткость", есть тут такое понятие. Минус тридцать без ветра - зимняя благодать, молодежь ходит в тундру на лыжах, катается на снегоходах по замерзшей речке Норилке. Минус пятнадцать и двадцать пять метров ветер - ужас-ужас. Есть "актировки" - когда в связи с погодными условиями детям официально разрешают не ходить в школу, а кое-кому вроде бы и на работу. Иногда за зиму детских "актировок" набирается больше месяца. Сказать по чести, я так и не поняла, как решают эту проблему работающие родители.
Бывает "черная пурга". Тогда самолеты по две недели не могут прилететь в аэропорт, в магазинах кончаются овощи, фрукты и молочные продукты, а стены прорытых в наметенном снегу дорог-туннелей поднимаются до семи-восьми метров.
Лед по Енисею проходит во второй декаде июня. После этого в тундре все бурно цветет, зеленеет и размножается. Делает оно это круглосуточно (полярный день), с тихой глубинной яростью пошедшего ва-банк обмена веществ. Выкармливающие птенцов птицы спят по часу-полтора в сутки, цветы расцветают прямо на глазах. Бушует все это недолго, потому что в августе уже выпадает первый снег.
замерзший водопад
Сам Норильск в общей вакханалии природы почти не участвует. Кто мог - отправил детей на юг или сам туда уехал. Кто не сумел - посменно ходит на комбинат или на рудник. Норильск расположен на границе высокой Арктики и лесотундры. Раньше в предгорьях (где и стоит Норильск) был лиственничный лес. Комбинат извел его начисто. Муравьи и пчелы тоже погибли. Комары, люди и мошка выжили.
Когда мне это объясняли, я вспомнила, как когда-то, в бытность научным сотрудником работала с Нгуен Бик Тхи, биохимиком из Вьетнама. Она рассказывала мне, что в годы ее детства в реке, на которой стоит ее родная деревня, водились крокодилы. Потом разные войны четыре раза разрушали деревню до основания и каждый раз люди восстанавливали ее заново. Она и сейчас стоит. Но вот крокодилы не выдержали испытаний - вымерли. Это в общем-то и понятно, что люди должны выживать там, где вымерло все остальное - такой уж вид получился, хотя ведь и крокодилы твари довольно продвинутые (взять хоть неположенное рептилиям четырехкамерное сердце) и лиственница, если кто не в курсе, - самое распространенное дерево в Российской федерации.
Кстати, похоже, что все эти газы именно для человека не очень-то вредны. Потому что население Норильска, к счастью, выглядит вполне здоровым (мне доводилось бывать в местах, где экологические проблемы прямо видны на внешности и здоровье населения - фосфаты в Казахстане и пр.), а также я сама (астматик со стажем) ничего такого особенного не почувствовала, хотя этот самый газ (смесь сернистых соединений, как я поняла) только что на зубах не хрустит.
Там, куда не дотянулись газовые облака комбината, вполне себе растет почти лес. Кроме лиственниц, в нем есть березы с удивительно нежной снежно-белой корой и даже ели. Здесь у норильчан есть дачи, на которых умельцы выращивают в парниках капусту и огурцы. Здесь же - довольно многочисленные базы отдыха. Между небольшими холмами, поросшими лесом, лежат многочисленные мелкие озерца. Мне доводилось видеть летом горную тундру и лесотундру, поэтому я могу экстраполировать - летом в этой зоне отдыха норильчан должно быть очень красиво.
Это как бы ночь, в смысле - полярный день ночью.
Впрочем, видимо в связи с суровым климатом (или психологическими особенностями "резервации"), повседневный быт норильчан предельно урбанизирован и отделен от природы. В одном из комментов к предыдущей части моих заметок кто-то (как я поняла, бывший норильчанин) назвал свой родной город "астероидом". Это совпадает и с моими впечатлениями. Вход в любой магазин состоит из трех камер, как вход в космический корабль. Прилетев и отправившись гулять по городу, я в первый же день увидела стайку из восьми довольно крупных птиц с белыми головами и черными полосами на боках. Спросила у принимающей стороны. Никто не знал. Подняли атласы с картинками - ничего не нашли. В конце концов я вечером обратилась к собравшейся на встречу со мной разномастной аудитории - полное недоумение. "Наверное, они вместе с вами прилетели," - дружелюбно пошутили норильчане ( к тому времени я уже знала, что так бывает: птицы и даже зверюшки приплывают на кораблях в Дудинку, а потом как-то добираются до Норильска). "Не может быть, ведь их было целых восемь штук!" - На следующий день задетая моим искренним непониманием (природы мало - стало быть, к ней должно быть особенное внимание!) деятельница культуры позвонила в заповедник и выяснила, что встреченные мною птички - разновидность полярной трясогузки.
Я неравнодушна к природным красотам. Все мои информанты в один голос хвалили местную достопримечательность - некое плато Путорана, расположенное где-то вроде бы недалеко от Норильска: "Красота неземная!" Показывали в книжках картинки с водопадами, в том числе и замерзшими - действительно, впечатляет. "А как же туда добраться?" Пожатие плеч: "Да никак. На вертолете только. Но это очень дорого. Москвичи в отпуск прилетают, те, которым Канары уже надоели." - "Ну, так а вы-то, норильчане, туда как добираетесь?" - "А мы там и не были ни разу."
Странное ощущение в остатке. Совершенной материальной полноценности и серьезности бытия и какой-то психологической иллюзорности одновременно. В комментах к первой части (в основном комментировали нынешние и бывшие норильчане) кто-то в сердцах воскликнул: мы же не виноваты, что здесь оказались!
А кто виноват? Бог или природа, расположившие нужные людям ресурсы за полярным кругом? Люди, когда-то поехавшие туда за длинным рублем или комсомольским задором? И есть ли вообще эта вина?
Почему я сейчас в Питере пишу эти заметки, а не работаю в одном из университетов Калифорнии, не борюсь с инфекциями в Африке, не работаю детским психологом в Эдинбурге, не занимаюсь литературной работой в Москве (все перечисленное - вполне реальные варианты моей судьбы, которые я по тем или иным причинам не выбрала). Где проходит граница резервации? Снаружи? Или в наших собственных мозгах?
Вид на поселок Талнах через естественное ледяное кружево.